В бывший День печати, пятого мая, «Комсомолка» дала фотографию вдовы и сына Александра Секретарева, фотокора «Известий», погибшего 4 мая 1988 года в Афганистане, когда оставались считанные дни до начала вывода ограниченного контингента. Под снимком строчки: «У его объектива был взгляд доброго человека. Он лез в огонь не за бешеными гонорарами, а потому, что не мог иначе. Ведь кто-то должен был крикнуть, что такое война…»
Саша, пожалуй, первый наш журналист, погибший на войне в мирное время. После того, как «горячие точки» появились на окраинах страны и даже в центре Москвы стали стрелять из танков, таких уже десятки. В 1988-м не могло присниться в самом страшном сне, что произойдет в последующие годы. Поэтому гибель Секретарева, когда мир, казалось, уже установился, потрясла, и многие еще помнят эту трагедию.
Первая поездка в Афганистан стала последним редакционным заданием Александра Секретарева. Саша прибыл туда вместе с Сергеем Севруком, заместителем заведующего отделом фотоиллюстраций. От них требовалось рассказать о выводе советских войск.
Дорога на перевал Саланг стала для Секретарева и Севрука роковой. На бронегруппу, в которой был еще и собственный корреспондент «Известий» в Кабуле Дмитрий Мещанинов, напали душманы. Тогда Дмитрий только и уцелел из троих, он будет ранен позже – в ноябре. Саша был сражен наповал, а Сергей с тяжелыми ранениями угодил в госпиталь.
Документальный фильм «Долг», который вскоре прошел по телевидению, рассказал о жизни и смерти Александра Секретарева. Там звучат такие слова: «Он исполнил свой долг, мы должны исполнить свой…» Одним из авторов сценария был нынешний главный редактор «Известий» И.Голембиовский. Все верно. Живые – вечно в долгу у тех, кто погиб ради их блага. И особенно люди, делающие одно дело. Фотография в «Комсомолке» вызвала желание узнать о судьбе семьи Секретарева в это нелегкое для большинства время.
И вот я в их квартире. На стене гостиной висит одна из последних фотографий Александра. Он во время съемок. Шесть лет назад. Ему было всего 29. Ольга рассказывает, как восприняли гибель ее мужа журналисты. Соболезнования пришли почти от всех советских газет и журналов.
«Известинцы» решили ежемесячно переводить вдове и детям по два процента от своих гонораров. Сейчас из тех работников остались в редакции единицы.
По инициативе «Комсомольской правды» Саше присудили премию Ленинского комсомола. «Комсомолка», где до перехода в «Известия» работал Саша, и сейчас не забывает семью погибшего репортера. Оттуда приходит небольшая, но регулярная материальная помощь. Звонят, спрашивают, как живут. Ольга, конечно же, отвечает, что все нормально. Она и мне ни на что не жалуется.
Осенью 1988-го товарищи Саши организовали выставку его работ. А в 1990 году стараниями коллег вышла его книга «Последний репортаж», подытожившая творческий путь одного из талантливейших репортеров. На всех фотографиях – люди. Страна как огромная семья – так воспринимал жизнь Саша.
Так во многом тогда и было. Через месяц с небольшим после гибели Александра Президиум Верховного Совета СССР наградил его посмертно орденом Красного Знамени. Тем же указом награжден и Сергей Севрук орденом Красной Звезды. Тогдашний главный редактор Иван Дмитриевич Лаптев, вручая награду на собрании редакции своему тезке – сыну Секретарева, по-отечески сказал: «Иван Александрович – надежда всей семьи, опора матери, утешение бабушки». И эти слова стали для Ивана наказом на будущее.
У Ольги Секретаревой, кроме Ивана, еще и Никита. Он перешел в седьмой класс, а Иван в этом году окончил школу. Нелегко перенесли в доме потерю мужа и отца. Сейчас Ольга улыбается и неохотно вспоминает о пережитом. Совсем юный Никита успел «заработать» язву желудка. Помыкался по докторам Иван. Досталось и самой. Но проблемы возникли не только со здоровьем.
Года два-три Ольга не получала пособия, полагающегося по закону за потерю кормильца, так же, как и Сергей Севрук, – за утрату трудоспособности. Потом они востребовали-таки положенное. И до гайдаровской реформы жить на ее зарплату с пособием и пенсией можно было. А дальше пошли гроши. Например, в мае пособие составило менее 30 тысяч, а пенсия – около 60.
Чтобы облегчить положение семьи, Иван стал подрабатывать фоторепортером. До обеда учился в школе, а потом, часто прихватывая и ночь, занимался журналистским ремеслом. Года полтора как оформился на полставки в «Московской правде», пошел по стопам отца-фоторепортера.
Побывал я и у Дмитрия Мещанинова. У него, как и у Сергея, вторая группа инвалидности, фактически без права работать. Пособие за май составило около 40 тысяч, а пенсия – немногим более. Живет с матерью. Была своя семья. От нее теперь осталась двадцатилетняя дочь-студентка.
Целыми днями Дима сидит и пишет рассказы. Недавно вышла первая книжка, готовит вторую. Прочитал. Рассказы его – это печальные вехи перестройки, кричащие о деградации общества. И безнадежность сквозит в них, словно ветер в пустой квартире, где выбиты окна и двери.
У Сергея Севрука жизнь еще «веселее». У него крохотное пособие – и все. Пенсию не получает, потому что не прошел комиссию (ВТЭК) из-за воспаления раны ноги. Долго лежал в больнице, потом – в госпитале.
Была семья, двое детей. Сейчас остался один. Несчастье многое отняло, но в то же время дало надежных друзей – Диму Мещанинова и Ивана Секретарева. Окончив школу, Иван стал чаще забегать к Сергею. Вот и сейчас, ближе к вечеру, раздался стук в дверь, и появился Иван. В камуфляжке, в высоких солдатских ботинках, рослый, прямой, как струна, чернобровый, волосы ежиком.
Камуфляж в двух местах на спине заштопан. Это следы от пули «Витязей», когда Иван «увековечивал» 3 октября 1993 года побоище у «Останкино». Он перегнал отца по росту и спешит стать настоящим репортером, каким был Александр.
Иногда Ивану удается раздобыть где-то на Киевском рынке по дешевке «Житан». Тогда приходит с подарком, и у Сергея – праздник. Это его любимые сигареты.
Иван выпил чая с карамелью и через минуту-другую вырубился. Спит на ходу. По -другому не получается. Он же опора в доме. А для этого надо крутиться, везде поспевать.
Работающая Ольга Секретарева, на которой двое детей, и безработные Сергей с Дмитрием ухитряются сводить концы с концами. Время от времени Сергей с Дмитрием обращаются то в Союз журналистов, то в комитет «афганцев», и те оказывают какую-то помощь. А «Известия» – как бы в стороне. Никто из редакции давно не интересуется ими. И тут не только отсутствие сострадания.
Существуют Правила о возмещении работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, связанным с выполнением трудовых обязанностей. Там сказано, что потерпевшему положено платить в размере среднего заработка в зависимости от степени утраты профессиональной трудоспособности. Сейчас у фотокора «Известий» оклад – 200 тысяч. А если к нему прибавить и гонорары, которые тоже учитываются при определении пособия, то на такие деньги вполне можно было бы жить и не тужить.
Для начала встретился с Иваном Дмитриевичем Лаптевым, теперь он – генеральный директор концерна «Известия». Спросил, почему пострадавшим сразу же, в 1988 году, не назначили пособия? Оказалось, он не знал о существовании закона, по которому это следовало сделать.
– А на что семья Секретарева должна была жить, не задумывались?
– На пенсию, – ответил Иван Дмитриевич. А можно ли на нее существовать – такой вопрос, получается, не приходил ему в голову. Иначе бы в редакции докопались до закона.
Под конец разговора Иван Дмитриевич философски заметил, что, когда человек выходит «в тираж», былые друзья куда-то вдруг исчезают.
Игорь Нестерович Голембиовский хорошо помнит и Александра Секретарева, и Сергея Севрука. Александр – первый журналист «Известий», погибший за 43 послевоенных года. А Сергей – один из героев упомянутого выше фильма «Долг». Случалось, он навещал Сергея в госпитале, содействовал в лечении за границей.
Не забыт и Дмитрий Мещанинов. Как же, представляя его к ордену Красной Звезды, редакция отмечала, что тот неоднократно находился в районе боевых действий, участвовал во многих боевых операциях, под огнем противника оказывал медпомощь раненым…
– Пособия, конечно, не деньги по нынешним временам, – признал Игорь Нестерович. Поэтому волевым решением он приказал платить с июня по 75 тысяч. А на большее, к сожалению, не имеет права. Если следовать букве закона, то заработок времен восьмидесятых умножается на столь низкий коэффициент индексации, что и нескольких тысяч не наберется. Та сумма, которая установлена, – уже доброе дело.
Крепко озадачил Игорь Нестерович. Конечно, правила конца 1992 года безнадежно устарели. Но суть закона осталась неизменной: пособие возмещает такой заработок, как если бы пострадавший или погибший работал в настоящее время. Неужели редакция, став АО, когда она сама себе указ, не может принять решение, отвечающее духу закона, элементарной справедливости?
Обратная дорога от стола главного редактора показалась намного короче. Выбежал на улицу и попал под ливень. И хорошо – остыл.
Безусловно, дальнейшая судьба людей, и не только тех, о которых написал, зависит сейчас от Думы. Ей следует привести устаревший закон в соответствие со временем. Но могут помочь и журналисты, скажем, создав специальный фонд репортеров, погибших и пострадавших в «горячих точках», чтобы помощь была не разовой, а хотя бы более-менее регулярной. Никакой закон не поспеет за сумасшедшей жизнью, и поэтому такой фонд – более верное дело. Тогда будут не страшны ни инфляция, ни самые отъявленные бюрократы.
Кстати, листая подшивку «Извести» за тот самый 1988 год, наткнулся на ряд статей о бюрократизме, в одной из которых говорится, что бюрократ с подкупающей искренностью клянется в любви и верности каждому, но любит только себя и этой любви действительно верен до гроба. Да, хорошо сказано, коллеги.
Иван Болтовский
(«Правда», 15.06.1994)